Однажды в Париже - Плещеева Дарья (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Анри же вынужден был признать: леди Карлайл разбирается в мужской одежде. Сам он чувствовал себя с локонами и челкой до бровей довольно нелепо. Ленточные розетки были неизбежным злом, но гладкий, без кружев, воротник и такие же гладкие манжеты, а также изящные сапоги с приспущенными голенищами его вполне устраивали. Он даже подумал, что если в таком виде явиться в гостиную мадам де Мортмар, Катрин, пожалуй, соблаговолит выслушать признание.
Девушка, по натуре кроткая и добросердечная, де Бордо была уже несколько испорчена придворной жизнью, и Анри молил Бога, чтобы какой-нибудь высокопоставленный пройдоха не вздумал подсунуть ее королю, как подсунули сперва фрейлину д’Отфор, потом фрейлину де Лафайет. И хотя эти два королевских романа сводились к совместному музицированию и обмену записочками, как знать, долго ли его величество намерен хранить подозрительную верность ее величеству. Верность, возможно, вынужденную, потому что ходили слухи: у молодого Людовика несколько лет назад образовался огромный нарыв внизу живота; нарыв прорвало, но вся эта беда как-то сказалась на его амурных способностях…
– Мой веер! – приказала леди Карлайл горничной и повернулась к де Голлю. – Ну, едем, мой друг! И будем молить Бога, чтобы маркиза не придумала какую-нибудь новую игру. В последний раз все писали друг дружке записочки с вопросами про «Астрею». Хорошо, что я опоздала, и меня не взяли в игру. Вы ведь читали «Астрею»?
– М-м-м… – рассеянно отозвался Анри, поглощенный мыслями о возлюбленной, – читал…
– Невозможно, не правда ли, запомнить все эти вставные истории и всех пастушков с пастушками?
– Да, миледи…
Роман, уже который год не выходивший из моды, де Голль читать пробовал, но отложил в сторону, поскольку очень уж не терпелось взяться за трактат испанца Каррансы «Философия клинка».
– Уильямс! Взгляни, карета уже ждет?..
Портшез – отличное изобретение для путешествующей дамы. Отец Жозеф прислал очень удобный, с крепкими молодыми носильщиками, но вдвоем поместиться там было невозможно, да и ни к чему, пока в Париже есть наемные кареты.
Анри охотнее прокатился бы верхом, но делать нечего – сел в карету рядом с англичанкой.
Путешествие в экипаже по парижским улицам оказалось неожиданно амурным. Карета то и дело накренялась. Сперва Люси, проехав вправо по сиденью, буквально упала на де Голля, потом он, проехав влево, угодил в объятия дамы.
Особняк маркизы на улице Святого Томаса был парижской диковинкой – его полностью перестроили внутри по собственным чертежам Катрин де Вивон, отчего дом стал совершенно не похож на своих многочисленных собратьев, заполнивших центральные улицы столицы.
Чем ближе подъезжал экипаж к отелю, тем беспокойнее становилось на душе у де Голля. Он знал, что большинство гостей маркизы – противники кардинала. И у него в голове не укладывалось: как может умный и образованный человек строить козни первому министру короля, который столько делает для блага Франции? Очевидно, в подлунном мире имелись две Франции. Одна вела войны, заключала выгодные для себя договоры с другими странами, осваивала заморские колонии, торговала, строила корабли, наводила порядок в армии, с трудом помирила своих католиков и гугенотов. Другая Франция чувствовала себя смертельно обиженной всеми этими достижениями, постоянно ущемлявшими древние права ее аристократов. Другая Франция гордилась тем, что ее мужчины и женщины одеты со вкусом, а не как буржуа, что они читают модные романы и слушают модных проповедников, а не пробавляются сплетнями своего квартала, могут перечислить предков чуть ли не до Карла Великого. Но главным образом эта другая Франция гордилась тем, что борется с кардиналом Ришелье, и тут уж соображения разума и государственной пользы были недействительны.
Однако задание отца Жозефа следовало выполнять, даже с риском наслушаться глупостей и гадостей.
Как и предупреждала Люси, в спальне, где маркиза принимала гостей, было прохладно. Анри не удержался и, кланяясь, посмотрел на подол платья хозяйки. Подол чуть задрался, и он увидел пресловутый мешок из медвежьей шкуры.
Пока леди Карлайл объясняла маркизе де Рамбуйе, кто такой де Голль, и без зазрения совести восторгалась его мадригалами, новоявленный поэт исподлобья разглядывал многочисленных гостей. Кое-кого он встречал в Пале-Кардиналь: узнал по портрету поэта Венсана Вуатюра, ответил улыбкой на улыбку Жану Ротру. Но пока ни в ком лейтенант не увидел сходства с хриплым демоном из «Шустрого кролика». Гости же, слушая Люси, молчали. Оставалось ждать, пока они заговорят, желательно – не все разом, а по очереди.
Однако заговорить пришлось самому де Голлю.
Правильно сделала графиня, что заставила его несколько раз прочитать вслух мадригалы – да не просто, а с чувством, с волнением в голосе. Поняв, что в исполнении гвардейского лейтенанта лучше всего прозвучали бы счета за овес, сено и починку конской сбруи, Люси догадалась спросить, видел ли он на спектаклях «Бургундского отеля» актера Бельроза. Анри припомнил, что видел его пару раз в пасторалях, где красавчик исполнял роли трогательных пастушков. Помогло. И теперь де Голль по мере сил пытался копировать актера.
Мадам де Рамбуйе – немолодая, темноволосая, крупного сложения, но еще красивая дама – немедля пожелала услышать мадригалы. И она их услышала, правда, немного удивившись тому, что поэт читает по бумажке.
– Не знал, что вы еще и сочинитель, де Голль! – восхищенно воскликнул Ротру. – А мадригалы действительно хороши. Не правда ли, госпожа Артенис?
«Артенис» было анаграммой имени Катрин де Вивон, иначе к ней в салоне и не обращались, за глаза добавляя к нему «несравненная».
– Да, я получила истинное удовольствие, – ответила маркиза своим непередаваемым контральто, приводившим многих ее гостей мужеского пола в щенячий восторг, – а вы, месье де Марсийак?
Анри с любопытством посмотрел на молодого человека, стройного, с точеным смуглым лицом, с огромными черными глазами, который двигался с изяществом аристократа и вельможи бог весть в каком поколении. Этого юношу де Голль видел раньше всего раза два. Франсуа VI, сын герцога де Ларошфуко, носил почетный титул принца де Марсийак. Он редко бывал при дворе, тем более – в Пале-Кардиналь, потому что открыто признавался в своей нелюбви к Ришелье. Ходили слухи, что на него положила глаз главная интриганка двора – де Шеврёз.
– На мой взгляд, всякая поэзия многословна, то же самое можно выразить в лаконичной форме, – высокомерно ответил де Марсийак.
– Вы себе противоречите, мой друг, – мягко укорила его маркиза. – Вы такой любитель романов! А что получилось бы, если, к примеру, сюжет «Астреи» выразить в лаконичной форме? Как вы сведете пять тысяч страниц в один афоризм?..
Моментально завязался литературный спор. Анри же превратился в слух, передвигаясь вдоль стены, чтобы оказаться поближе то к одному, то к другому гостю. Ему было холодно, однако он держался стойко.
Графиня Карлайл в своем низко вырезанном платье тоже явно мерзла. Но она была деятельной натурой и даром времени не теряла. Разглядывая принца де Марсийака, Люси подумала: «Если Шевретта выбрала этого мальчика для постельных утех, в которых она знает толк, значит, в нем что-то есть, кроме знатного рода и красивого лица! Он явно умен, он весьма привлекателен. Пожалуй, мальчик может пригодиться для замысла Элфинстоуна?..» И она потихоньку стала подвигаться поближе к принцу. В конце концов, этот ироничный черноглазый юноша и самой ей понравился.
Анри же в своих странствиях по будуару маркизы наконец оказался у двери, ведущей в следующую «голубую гостиную» и вошел. Там было гораздо теплее, в углу настраивали инструменты два скрипача и виолончелист – видимо, сегодня предполагался домашний концерт, – а у камина стоял ангел!
Лишь у ангелов бывают такие светлые золотистые волосы, которые вьются сами, без папильоток, и такие огромные голубые глаза. Анри подумал, что прав будет тот художник, который догадается написать ангела с лицом этой стройной шестнадцатилетней девушки. Молодые люди не были представлены друг другу, поэтому лейтенант не осмелился заговорить с красавицей в скромном платье, с воротником под горлышко. А она, увидев незнакомца, высокомерно отвернулась.
